Это же очень трудно все время находиться в замкнутом пространстве в одной палате, и ходить из коридора в туалет, из туалета в коридор
С., 1951 г. рожд., поступил в Московскую психиатрическую больницу № 3 им. Гиляровского 8 декабря 1999 года.
Анамнез. Наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Отец водитель, по характеру замкнутый, молчаливый, неоткровенный. Выпивал только по праздникам. Мать рабочая, по характеру добрая, спокойная, молчаливая. Все хозяйство держалось на ней. В настоящее время родители на пенсии, живут отдельно. Больной единственный ребенок в семье. Родился в срок, рос и развивался своевременно. Детские дошкольные учреждения не посещал, воспитывался бабушкой, которая была верующей и много рассказывала мальчику о религии и боге. Рос общительным, послушным, предпочитал подвижные игры. В детстве перенес корь, скарлатину без осложнений. В 7 лет, катаясь на коньках, упал и ударился затылком о лед. На несколько секунд потерял сознание. Тошноты, рвоты, головной боли и головокружения не было. К врачу не обращались. Простудными заболеваниями болел редко, рос здоровым.
В школе с 7 лет, учился посредственно. В 9 – 10 классах учился в школе со спортивным уклоном. После окончания школы в 1969 г. поступал в авиационно-моторостроительный техникум, но не добрал баллов. До армии работал слесарем по ремонту эскалаторов в метрополитене. В 1970 г. призвали в армию, служил в артиллерийских войсках в ГДР, был освобожденным секретарем комсомольской организации батальона. В 1972 г. уволен в запас на общих основаниях. Вернулся в Москву, до 1974 г. работал на прежнем месте в метрополитене, затем закончил водительские курсы и в течение трех лет работал водителем такси (с 1974 по 1977 гг.). В 1976 г. попал в автомобильную аварию, был перелом двух ребер справа, других травм не было. Женат с 1976 г., от брака сын. Отношения в семье хорошие, сыну сейчас 21 год, здоров, учится в институте физкультуры. В период работы в такси много выпивал, практически ежедневно —пил в основном портвейн, иногда водку. Сформировался похмельный синдром. С 1977 г. больной перешел на работу водителем в одну из федеральных спецслужб, где проработал три с половиной года.
Считает себя больным с 1976 – 1977 гг., когда впервые появилось чувство стягивания в правой половине грудной клетки, которое вызвало беспокойство, чувство тревоги. Отмечал также тяжесть в голове, настроение было сниженным. К врачам не обращался, надеясь, что сможет справиться сам, но в 1979 г. все же пришлось обратиться к врачу, и был направлен на лечение в клинику неврозов, где находился с 14.09.79 по 02.11.79 г. После выписки из больницы состояние оставалось удовлетворительным только в течение недели, а затем вновь появилось ощущение стягивания мышц в правой половине грудной клетки, неприятные ощущения в голове, тревога и беспокойство. В связи с этим был направлен на лечение в ПБ № 15, где находился с 12.11.79 г. по 26.05.80 г. (6 мес.). Был консультирован доцентом кафедры психиатрии ММСИ, диагноз: “Ипохондрический невроз”. Получал лечение: амитриптилин 150 мг в сутки, эглонил 300 мг в сутки внутримышечно, элениум —40 мг в сутки, тизерцин —75 мг в сутки, амиталкофеиновое растормаживание. Был выписан из больницы с улучшением. По словам больного долгое время после выписки был астенизирован, испытывал физическую слабость. Принимал поддерживающую терапию (амитриптилин). Сменил место работы, устроился слесарем, так как “стало тяжело работать водителем, не было уверенности в себе, стала замедленной реакция, боялся попасть в аварию”. Стал малообщительным, замкнутым ничего не интересовало, хотелось лечь, накрыться с головой, отгородиться от всех. Все делал через силу. Ощущал “стяжку мышц”, физически ощущал как тревога “проходит по телу”. При этом к врачу не обращался, “терпел” и ждал, когда все это пройдет.
Пить бросил самостоятельно, внезапно, после того, как однажды на работе стало плохо — появились неприятные ощущения в правовой половине грудной клетки, голове, чувство нехватки воздуха. Больной испытал страх за свою жизнь, здоровье и связал это состояние со своим пьянством. До настоящего времени спиртные напитки не употребляет. Ощущение “стяжки” сохранялось практически постоянно. Занимался спортом, купил велосипед, старался бороться с болезнью. Добился того, что в течение семнадцати лет чувствовал себя относительно удовлетворительно, работал, к врачам не обращался.
Настоящее ухудшение возникло с ноября 1997 г., когда по телефону сообщили, что сын получил ножевое ранение. Очень испугался, почувствовал резкие прежние неприятные ощущения в теле, тревогу, снизился аппетит, нарушился сон. Обратился в ПНД, лечился амбулаторно, но улучшения не было. После инъекции модитенадепо в отсутствии корректоров состояние еще более ухудшилось; усилилась тревога, беспокойство, не находил себе места, не спал. Сам вызвал скорую помощь и попросил доставить его в психиатрическую больницу.
Первая госпитализация больного в ПБ № 3 в апреле 1998 г. При поступлении ориентирован правильно, крайне тревожен, предъявляет массу жалоб на свое здоровье. Ощущает “изъятие мыслей из головы”, звон в голове, “депрессию по телу”. Речь сопровождает соответствующими жестами. Просит помощи. Заявляет, что лучше умереть, чем такое терпеть. Настроение снижено. Получал галоперидол 5мг внутримышечно 3 раза в сутки, амитриптилин 40 мг 2 раза внутримышечно, феназепам 0,5 мг 4 раза, корректоры, реланиум 10 мг на ночь. Состояние на этой терапии не улучшалось, в течение дня приступообразно возникали тревога, беспокойство, усиление неприятных ощущений в правой половине грудной клетки. Короткое улучшение наступало после внутримышечного или внутривенного введения реланиума. Оставался ипохондричным, фиксированным на своих переживаниях, о которых многословно и часто говорил. Увеличение дозы галоперидола усиливало беспокойство, тревогу, неусидчивость. Галоперидол был заменен на терален (5 мг 3 раза). Тягостные ощущения сохранялись с прежней интенсивностью. В дальнейшем пытались подобрать терапию, назначая в различных комбинациях этаперазин, эглонил, финлепсин, леривон, паксил, флуанксол, алзолам, элениум, аминазин при сильной тревоге. С некоторым улучшением был выписан домой на лечении по схеме: амитриптилин 50 мг 3 раза, финлепсин 200 мг 3 раза, эглонил 200 мг 3 раза, реланиум 10 мг на ночь. Состояние ухудшилось вскоре после выписки. Лечился в дневном стационаре ПНД, где отмечалось ухудшение после введения в схему средних доз нейролептиков. С трудом справлялся с работой.
С 26.06.98 по 10.11.98 вновь лечился стационарно в ПБ № 3. Вновь шел подбор терапии. Получал мажептил 10 мг 3 раза, клоназепам 2 мг 3 раза, реланиум, аминазин на ночь, клопиксол 10 мг 3 раза. Терален 10 мг 3 раза, амитриптилин 50 мг 3 раза. С целью преодоления резистентности больному с его согласия вводился сульфозин, но эффекта не было. Получал коаксил, леривон, азалептин 25 мг. От последнего у больного возникало сильное слюнотечение. После назначения мажептила наблюдалось резкое падение АД и слабость. С диагнозом “нестабильная стенокардия” 6.09.98 г. больной был переведен в кардиологическое отделение больницы № 54. Затем находился двое суток в больнице № 33. Диагнозы сердечных заболеваний были отвергнуты, и 10.09.98 больной возвращен на долечивание в ПБ № 3. Получал флуанксол, хлорпротиксен, реланиум, амитриптилин. Выяснилось, что амитриптилин и реланиум больше всего помогают, кроме этого принимал танакан, магнезию в/в и был выписан в удовлетворительном состоянии под наблюдение ПНД. В декабре 1998 г. была оформлена вторая группа инвалидности. Регулярно посещал участкового психиатра, но состояние вскоре ухудшилось, усилилась “стяжка”, тревога, нарушился сон.
Вновь лечился стационарно в ПБ № 3 с 09.02.99 по 20.06.99. Для преодоления резистентности были проведены две процедуры плазмофереза. На фоне приема тералена и анафранила отмечалось некоторое улучшение, был выписан домой.
22.07.99 вновь госпитализирован в ПБ № 3 в связи с усилением депрессивной, сенесто-ипохондричской симптоматики. Получал тиапридал, сонопакс, которые были мало эффективны. Отмечалось улучшение при приеме амитриптилина, но в то же время при одномоментном приеме 50 мг амитриптилина резко снижалось давление. Больной оставался крайне навязчивым. С жалобами на сильную “стяжку”, постоянно просил дополнительные лекарства. В отделении был бездеятелен, малоподвижен, большую часть времени лежал на кровати, отвернувшись к стене, монотонно, однообразно говорил только о своих ощущениях, считал себя самым больным в отделении и просил сделать хирургическую операцию на “стяжке”. Медикаментозное лечение было неэффективно, при увеличении доз лекарств резко снижалось АД. 06.09.99 больной с диагнозом “Шизофрения, приступообразно-прогредиентная, депрессивно-сенестоипохондрический синдром на фоне выраженного эмоционально волевого дефекта” был переведен в Московский НИИ психиатрии для электросудорожной терапии. Было проведено всего два сеанса ЭСТ, и, в связи с усилением тревоги, беспокойства, ажитации, от дальнейшего лечения этим методом отказались. 16.09.99 больной был возвращен в ПБ № 3. Когда он вернулся, жена, персонал отделения и врачи все же отметили некоторое улучшение в состоянии: Оставаясь ипохондричным, навязчивым, он стал сам выходить играть в шахматы. Получал ноотропил, танакан, церебролизин 8,0 в/в № 15, анафранил в/в капельно до 200 мг и по 75 мг 2 раза (в обед и вечером) внутрь. На капельницах с анафранилом он чувствовал себя лучше: выходил из палаты, что-то делал, но как только они закончились, состояние вернулось к прежнему. Был выписан домой 6.12.99 г. практически без улучшения, чтобы хотя бы немного побыть дома. Со слов жены дома отремонтировал краны в ванной комнате, но был занудлив, жаловался на здоровье и просил дать что-нибудь из лекарств дополнительно. 8.12.99 вновь поступил в ПБ № 3, где находится по настоящее время.
Психический статус. Ориентирован правильно. Доступен контакту, высказывает многочисленные жалобы: “натягивает в теле вожжами”, “жилы ходят в спине”, “что-то бьет в голову”, “может это не нерв, а хрящи, так как очень плотное” и т.п. Выражение лица страдальческое, постоянно показывает руками на область шеи и мышц плечевого пояса, говорит, что в этом месте у него “стяжка”, возможно где-то перебит нерв, так как в детстве он ударялся затылком и может быть из-за этого сильно стягивает. Жалуется на тревогу. Говорит, что в течение двух лет не проходит депрессия, которую от считает ажитированной. Постоянно обращается к врачу с просьбой дать что-нибудь для “расслабления и снятия напряжения”. Говорит, что ему все время плохо, что он испытывает что-то “необъяснимое”. “Стяжка” постоянно перемещается по телу, сдавливает шею и из-за этого он не может ни встать, ни лечь. Обстоятелен, крайне ипохондричен, фиксирован на своих болезненных переживаниях, подробно рассказывает о них, может говорить об этом постоянно. Считает себя тяжело больным, просит помощи, согласен на любой вид лечения.
В настоящее время получает рисполепт 4 мг в сутки, амитриптилин 75 мг в сутки, феназепам 2 мг в сутки и реланиум 4,0 внутримышечно при усилении тревоги.
Данные обследования. Клинические и биохимические анализы крови и мочи без патологии. ЭКГ: ритм синусовый, электрическая ось сердца расположена полувертикально, диффузные изменения миокарда. Рентгеноскопия органов грудной клетки: легкие, сердце, аорта без видимых патологических изменений. Заключение терапевта: со стороны внутренних органов без грубой патологии. Неврологический статус. Зрачки равновеликие. Фотореакции сохранены. Конвергенция достаточная. Нистагма нет. Правая носогубная складка сглажена в покое. Язык по средней линии. Глотание и фонация сохранены. Сухожильные рефлексы S=D, живые. Симптомы орального автоматизма. Чувствительность сохранена. Интенционный тремор при пальценосовой пробе с двух сторон. В позе Ромберга устойчив. Тазовые функции в норме. ЭЭГ 15.05.99: умеренные изменения электрической активности ирритативного характера свидетельствуют о раздражении мезадиэнцефальных и субкортикальных (височных) образований с преобладанием в левом полушарии. ЭЭГ 30.09.99: умеренные изменения ирритативного характера с признаками дисфункции подкорковых (височных, несколько больше слева), мезадиэнцефальных структур мозга. По сравнению с ЭЭГ от 15.05.99 несколько уменьшилась дезорганизация корковой ритмики и ирритативные проявления. В остальном без динамики. Окулист: без патологии. Заключение невропатолога: атеросклероз церебральных сосудов.
Патопсихологическое исследование. Больной понимает смысл обследования, задания выполняет, но результатами не интересуется. Память значительно снижена. Динамика запоминания 10 слов: 6, 8, 9, отсроченное воспроизведение — 3. Опосредование несколько улучшает продуктивность: правильно воспроизводит 8 слов из 11 по методу пиктограмм. Работает тяжело, с паузами, остановками, медлителен, обстоятелен. Внимание истощаемо, объем значительно снижен. Интеллект снижен. Категориальный способ рассуждений доступен не во всех случаях. Уровень обобщений также снижен. Часто соскальзывает на конкретные ситуационные решения. В суждениях —обстоятельность, нелепые рассуждательства. Мышление ригидное, плохо доступно коррекции. Отмечаются выраженные расстройства мышления по процессуальному типу, т.е. расплывчатость, размытость границ понятий, разноплановость, в отдельных случаях актуализация латентных признаков. Например, при классификации собирает общую группу животных, куда входят насекомые, птицы и т.д. и вдруг создает еще одну совсем мелкую группу, куда включает одну птицу и одно насекомое. При исключении понятий, из группы, куда входят ножницы, бритва, нож и перо, —исключает перо, объясняя, что остальные все готовые инструменты, а перо еще надо вставить в ручку. Ассоциативный процесс замедлен, затруднен. Среди ассоциаций встречаются как конкретные детализированные, так и вычурные выхолощенные связи. Графика указывает на крайне высокий уровень внутреннего напряжения и наличие значительного органического фона, похоже сосудистого. Проективные методы показывают напряженность, паранойяльность, настороженность по отношению к окружающим, отгороженность и защитную агрессию. Также отмечается истощаемость, усталость, бессильное раздражение, ригидное сопротивление внешним воздействиям.
Таким образом исследование выявляет: внутреннюю напряженность, ригидность, паранойяльность, депрессивные тенденции, тревожность, эмоционально-волевое снижение в сочетании с рядом процессуальных особенностей мышления. А также снижение интеллектуально-мнестической деятельности по органическому сосудистому типу.
Два года назад он был более ярким, больше было нарушений мышления процессуального типа, больше было вычурности, меньше органики. Сейчас сосудистые нарушения более выражены.
Беседа с больным
— Здравствуйте, меня зовут Александр Юрьевич. Здесь у нас расширенный консилиум. Вы не возражаете против беседы? — Нет. — Расскажите немного о себе. —В 1979 г. я работал в такси. Вышел на работу, подменил сменщика рано утром в 3 часа утра. Фактически не выспался сразу после своей смены, у меня было переутомление. Мне попались такие длинные концы поездок из Шереметьево во Внуково, из Внуково в Домодедово. Когда я сделал уже из Шереметьево поворот в Химки, на Химкинский мост, появился какой-то страх сильный, волнение внутреннее. Потом я понял, что это какое-то сильное истощение. После всего этого я ощутил тяжесть во всей голове, сильные головные стяжки. Я не стал обращаться к врачам, думал, что само пройдет, а получилось так, что это не прошло. Я терпел два года и решил обратиться к врачу, потому, что дело заходило в тупик и стало трудно работать. Я пошел к своему участковому врачу и он направил меня в клинику им. Соловьева. Там поставили диагноз — депрессия. Стали лечить меня амитриптилином. Я там на амитриптилине здорово поднялся. Хорошо стало. Потому, что стяжка уже спускалась вниз, нервы подтягивались к шее. В клинике я пролежал 45 дней. Там был такой срок. И собирался выписываться. А врач еще говорит: “Жалко, я бы тебя еще долечил и все было бы прекрасно”. Но я почувствовал себя нормально. Зачем держать себя еще 5 – 10 дней, когда все нормально. Вышел, 5 – 6 дней поработал, как у меня жахнет, не могу ничего с собой сделать, как будто чего-то не хватает, голод начался. Как я потом понял —я просто резко бросил принимать препарат. До меня сразу не дошло — то было хорошо, то сразу плохо. У меня началась ажитированная депрессия. Меня начало рвать, как прямо на куски. Такое страшное состояние. Меня отвезли в 15 больницу на Каширское шоссе.
Там меня выводил хороший врач психиатр. Выводил меня амиталом натрия. Сначала 6 кубиков, потом 8, 4 и т.д. по нисходящей и заодно увеличил таблетки амитриптилина с 2 до 6—дошел до максимального состояния. Я постепенно на этой волне вышел. Правда не так хорошо себя чувствовал, но вышел. Сильно дало по ногам, ноги стали слабеть.
Меня выписали. Врач сказал, чтобы я тяжелого не поднимал, вел нормальный образ жизни, нервная система успокоится и все будет нормально. Так я в состоянии ремиссии после 15й клиники городской пробыл 17 лет. В это время я работал на трех работах, чтобы зарабатывать деньги. Я как раз женился в этот период, появился ребенок, т.е. складывалось все нормально. Но недавно, буквально два года назад, позвонили и сказали, что парня моего зарезали. У меня сразу “взрыв” такой резкий, но оказалось, что не зарезали, а ткнули ножом в ногу. Они там баловались, или дрались, или игрались, я не знаю, молодые не скажут ничего. Просто двухсантиметровый шов на ноге. Но я подумал, что его убили и так переволновался, резкий эмоциональный всплеск получился и пошла затяжка по шее, грудь затянулась, с груди идет назад под лопатки и идет вниз к копчику (все показывает на себе). Я растягиваю затяжку, но она присутствует все время на шее. Когда меня выписывали из 15й больницы, сказали, что мне нужно заново родиться или что-то такое сделать, чтобы вылечить эту болезнь.
Сказали, что болезнь будет повторяться, что она выводится только в состояние ремиссии, что ее можно только заглушить. Я вышел из больницы на амитриптилине, дома стал принимать маленькие дозы, потом совсем его бросил, годами не принимал и был здоровый нормальный человек, все было в порядке. Потом попал сюда в больницу, врач, присутствующий здесь, со мной очень долго мучается. У него есть разные схемы, а схемы не подходят, т.е. эта стяжка не проходит, все время душит, давит горло, спускается по грудине и уходит вниз под лопатки, как я уже говорил, а там начинает щипать, как будто “рвет” сзади поясницу и уходит вниз к копчику. Такое ощущение, что ей чего-то не хватает, чтобы разорвать его. Состояние такое, как будто два нерва плотно скрепленные между собой и их нужно разорвать. И до сих пор тоже самое, чем больше я лежу или делаю приятные вещи. Думаю: “Полежу — нормально станет”, а на самом деле она еще больше сдавливает тебя, хуже душит. Мне нужно постоянно двигаться, а двигаться не хочется. Я здесь уже 6,5 месяцев, уже ноги слабеют, выходить гулять неохота. Это состояние присутствует во мне. Хотя частично мы его облегчили, частично депрессию сняли, потому, что были стяжки, которые я показывал. Состояние тревоги было в груди и, когда стяжка уходила вниз, то сильно щипала. Сейчас меньше щиплет, состояние тревоги убрали, состояние депрессии немного сняли, но стяжка как была, так и осталась. Ее можно даже рукой прощупать, она уплотнение какое-то имеет. Когда ложишься спать — она начинает в голове как бы играть, мешает спать. Это все про болезнь. —(Все свои слова больной сопровождает показыванием на себе откуда и куда тянет, ощупывает “стяжки”, говорит монотонно, без пауз, привычно перечисляет жалобы.) Хорошо. Теперь, пожалуйста ответьте на вопросы. Когда Вы первый раз заболели, это было внезапное состояние? Вы что-нибудь подобное в течение своей жизни испытывали? —Нет. Никогда ничего подобного не испытывал. — А что-нибудь похожее? — Похожее — нет. Но если ударишься головой, то болит просто голова. —Вы с детства мнительный человек? Каждый человек на моем месте думал бы, что это неизлечимая болезнь. —Но бывают люди, которые не обращают внимание, если где-то у него кольнет. — Если бы у меня кольнуло, я бы не обращал на это внимание. — Т.е. когда у Вас возникало какое-то заболевание, например простудное Вы не придавали этому значения, не ходили по врачам, не читали медицинскую литературу? — Нет. — То, что с Вами произошло в 1979 году (Вам тогда было 27 лет), было совершенно внезапно и впервые? — Да, совершенно внезапно. Скажите пожалуйста, Вы семнадцать лет чувствовали себя хорошо, а Вы можете сказать, что эти семнадцать лет Вы были абсолютно здоровы? — Нет. Полного здоровья не было. — А что же было? — Присутствовала, конечно, и эта стяжка и подтягивало что-то, бывало и когда ложился спать появлялись тревожные посылы. Но это оставалось в таком состоянии, что это мне как бы не мешало. —Совсем не мешало? —Не совсем не мешало, но можно сказать, что я смирился с этим. Нормально все было, жизнь протекала нормально. —Бывало ли чтобы Вас совсем оставляли эти расстройства? — За семнадцать лет бывало. —Как долго Вы чувствовали себя совершенно здоровым человеком? —Бывали часы, бывали дни, когда я чувствовал себя здоровым человеком, я мог свернуть горы. — В эти семнадцать лет Вы по-разному чувствовали себя утром и вечером? —Утром я с рождения чувствую себя нехорошо, я “сова”. —А что значит —“не очень хорошо”? —Я не расходился, не разгулялся. Не то, что депрессивное состояние, а просто какая-то вялость, просто неохота вставать, зажатость какая-то, а вечером я допоздна — до двух часов ночи мог быть бодрым, здоровым, нормальным человеком. — Неприятные ощущения, о которых Вы рассказываете, были больше с утра или ближе к вечеру? — Больше с утра. — Вы могли встать утром, чувствовать эти “стяжки”, а к вечеру все проходило? —Да они не то чтобы не чувствовались, я старался просто не прислушиваться. Хватало силы воли, энергии, потому что была молодая семья, был маленький ребенок, нужно было работать, нужно было бежать на работу, то есть я был все время загружен. Скажите пожалуйста, если Вы чем-то активно занимались, Вы меньше на это внимания обращали? — Да как Вам сказать, если бы это не болело. Чтобы Вам было понятнее, это сравнимо с тем, что если бы у Вас болело сразу три зуба. Ведь это же страшная боль, когда у Вас болят сразу три зуба! Вот мне говорят: “Ты не обращай внимания, это все ерунда, это все идет от головы, у тебя все нормально. Ты постарайся отвлекаться, как-то переключаться, смотри телевизор, играй в шахматы, читай книги или еще что-нибудь”. Нет, когда болит зуб ты не можешь читать книгу, правильно? — Но Вы тогда могли? — Тогда это болело значительно меньше. — Я так понимаю, что принципиальной разницы в ощущениях раньше и теперь нет? Ощущения те же самые только сильнее? —Это сейчас как будто болезнь набралась сил и возросла. — Но ощущения по сути те же самые? — Те же самые, только сейчас они гораздо сильнее проявляются. — Скажите, а что у Вас за болезнь, как Вы думаете? —Я думаю, что это связано с тем, что я, наверное, когда-то где-то переработал в такси, было большое нервное перенапряжение, потому что было много работы, я не завтракал, не ужинал. Короче, работа была очень напряженная и когда меня тряхануло там в такси, страх сразу появился, причем я даже не понял почему я испугался, просто появилось сразу такое ощущение... Был страх, что Вы сейчас умрете? —Да, но это такой животный страх. —Страх, что умрете, сердце остановится? Да, что-то в этом роде. У меня сразу стянуло все, я уже хотел свою машину закрывать, ловить машину и в больницу. Потом походил, походил и отпустило. —И все-таки, что же это за болезнь? Это психическая, нервная болезнь или это телесная болезнь? — Я затрудняюсь сказать. Все-таки это наверное не телесная болезнь... — Это психическое заболевание? — Да. — Вы читали литературу по этому поводу? — Нет, я стараюсь этого избегать, потому что если я читаю что-нибудь из медицинской литературы, то почему-то перепечатываю это на себя. —Вы всю жизнь такой? — Нет, не всю жизнь такой, но почему-то если попадается такая литература, то почему-то стараешься ее к себе приладить, приклеить. — Вы стали таким, когда заболели или Вы всю жизнь были таким? —Всю жизнь такой. — Скажите, Вам никогда не приходила мысль, что кто-то виноват в Вашей болезни? — Я сам скорее всего виноват. — А в чем Ваша вина? — Во-первых надо было вести размеренный образ жизни, во-вторых не нужно было перерабатывать, нужно было к своему здоровью относиться повнимательнее. Нужно было вообще посерьезнее к жизни относиться. Если я, например, приехал после двенадцатичасовой гонки на такси по Москве и привез бутылку водки и пару бутылок пива. И мы там все время этим делом снимали стресс, то я считаю, что этого делать не надо было. Нужно было просто нормально отдыхать, нужно было нормально поспать или что-то в этом роде. А я снимал стресс спиртными напитками и доснимался. То есть Вы вините себя, в том, что не правильно относились к своему здоровью, что Вы много пили и из-за этого все произошло? —Не то что бы много пил, как много пил это трудно сказать. —А как Вы пили? Сколько, например, могли выпить за день? — За день? Ну если, например, в выходной день —две бутылки портвейна и все.— А водки? — Водку мы тогда и не пили. — Бывало так, что когда Вы не опохмелялись, то плохо себя чувствовали? —Я этого как-то не ощущал, как-то здоровье было и все было нормально. — Но Вы опохмелялись? — Старался не опохмеляться. —А если перепил накануне? —Ну перепил, возьмешь бутылку пива. —Пива хватало? —Пива хватало. А чтобы несколько дней подряд пить, так бывало? — Бывало. —И так, что оторваться не мог? —Нельзя сказать чтобы это была какая-то навязчивая идея... —Это был запой? Нет, это не запой был, это была такая спонтанная пьянка. У кого-то день рождения, кто-то женится или замуж выходит и приглашают. Дня два-три идет эта вся бодяга. — Но Вы потом резко бросили пить? — Я бросил пить потому что мне врач посоветовал, он говорит, что вся эта болезнь и пьянка они несовместимы. — Это еще в больнице Соловьева? —Да. —И Вы с тех пор не пили? —Я с тех пор старался в рот не брать. За эти восемнадцать лет только три или четыре маленьких лафетничка выпил. Скажите, а когда Вы выпивали Вам легче становилось? Да, становилось легче, немножко отпускало, но потом утром становилось гораздо хуже. — И поэтому Вы старались не прибегать к алкоголю? — Да, старался не замечать, для меня его просто нет в этом мире вообще. —Вы сказали, что у Вас депрессия. Как Вы ее ощущаете? —Я не знаю, все наверное ее по-разному ощущают. — Вы как? —Это вот ничего не хочется делать, раздражаемость какая-то, ни к чему не хочется прикасаться, появляется чувство какого-то давления что ли, на душу давит, как-то как будто из головы что-то вытягивается. Какое-то больное состояние, его трудно объяснить словами. —Вы в это время способны воспринимать окружающее? — Способен, да. — Вас интересует, что в мире происходит, в политике? Нет, ну в данный момент я уже шесть с половиной месяцев лежу здесь, шесть с половиной месяцев лежу в этой больнице и у меня такое ощущение, что мне с каждым месяцем становится все хуже и хуже. Я не знаю, то ли силы покидают — силы которые я набрал. Силы которые… На три месяца предположим я психологически настроился. Прошло три месяца и ничего не получается, еще надо настраиваться на какое-то время... —То есть Вы сосредоточены только на своих ощущениях. А жизнью интересуетесь? Сейчас у меня единственный интерес — чтобы у меня не болело то, что болит. Это то, что меня касается. То, что ребята там сейчас идут смотреть телевизор, что происходит в Чечне, какие-то насущные вопросы, это меня совершенно сейчас не интересует. Я просто ложусь, вот так закрываюсь и все. И сам в себе как бы копаюсь, ищу минуты такие, чтобы ее вот как бы расправить (показывает место “стяжки”) и чем больше для нее делаешь хорошего, вроде бы приятного, ну полежать вроде бы, отдохнуть, принять какое-то положение, тем она, как на зло, хуже тебя сжимает и давит эта стяжка, которая там внутри. И вот такое состояние, положение такое, вот этот нерв идет от затылка вот сюда и вниз по позвоночнику (показывает) и где-то в середине позвоночника он как бы скрещен. То есть я когда ложусь в горизонтальное положение то ощущаю как прилив крови идет вот к этому месту, я ощущаю вот это сжатие. — Вы ощущаете прилив крови? — Да, я ощущаю прилив крови вот к этому месту, потом начинает как бы пощипывать, пощипывать. Ну думаешь, что если пощипывает значит жизнь возвращается, как бы лучше становится. На самом деле нет, становится хуже, и хуже, и хуже, и раз... переворачиваешься на другой бок. — А Вы пытались не медицинскими способами снять это, например, бегом, купанием в холодной воде или, наоборот, баней? —Вы знаете, я в эти семнадцать лет ремиссии катался на велосипеде. Я купил себе велосипед для шоссе, специально для того чтобы заниматься спортом. И уезжал в Измайловский парк, там есть круги по семь километров, делал пять – шесть кругов, там же в пруду искупаешься, садишься, едешь домой, прекрасно себя чувствуешь. —Вы снова так не пытались делать? — Не пытался. — Почему? Не хватает уже эмоциональных сил, которые бы заставили меня все это дело делать сначала. Столько сил я уже потратил внутри себя чтобы справиться с этой болезнью, что мне кажется, что тут может помочь только медицина. Скажите пожалуйста, Вы могли бы нам назвать курс лечения, который Вам помог? За последние два года что Вам помогло? — Бог его знает, сначала мне было вообще фигово... —Что помогло? —Наверное время помогло и лекарства, те препараты которые давали, наверное что-то помогло. Ведь в голове же что-то снял, ведь полностью снял ощущение тревоги. — Тревогу сняло? — Да, а то раньше через день просто. Это же кошмар какой-то, ужас! И стал как-то... немного поувереннее что ли. —А спите хорошо? Сплю я только с таблетками. —Сны видите? — Сны вижу. — Какие? — С болезнью я сны не видел. Только вот, наверное, как две недели стал себя во сне ощущать больным человеком. Зашло уже в подсознание. — То есть Вы во сне болеете? — Во сне я уже больной человек. Вижу сны где я больной человек только две недели, а вот до этого, сколько лет я болел, я этого не ощущал. Были сны где я здоров, где я полнокровно занимаюсь жизнью нормальной. Вопросы к больному Вам когда-нибудь делали снимки позвоночника? — Да. Делали общий снимок. Там все нормально, диски на месте, ничего не смещено. Позвоночником я не ударялся, не ломал его. —А как давно делали снимок? —Я точно не помню. Где-то года три – четыре назад. —Но Вы были еще здоровы года три – четыре назад, Вы работали. Почему Вы делали снимки? —Я не помню сейчас, почему я делал снимки. Я делал даже снимки головы, думал может здесь что-то в верхней части головы, заодно и снимок спины делал, но почему не помню. Вы говорите, что боитесь читать всякую медицинскую литературу... — Я не боюсь ее читать. Это громко сказано. Просто мне во-первых не интересно. — Ну, а о том, что с Вами происходит? — То, что со мной происходит было бы очень интересно почитать, я бы с удовольствием это почитал. Я плохо отношусь к таким вариантам, что, например, мой сосед чем-то болен, и он начинает мне рассказывать. И я это дело на себя перепечатываю, прослушиваю свой организм — а не болею ли я этой болезнью? Очень впечатлительно отношусь к этому делу. —Но о своей болезни вы прочитали бы? — Вот о своей болезни я бы почитал с удовольствием. —Вы сосредоточены только на этих ощущениях? —Знаете, честно говоря я готов уже ко всему. — Что значит ко всему? — Это значит, что до конца уже ко всему. Готов уже на тот свет отойти. Просто надоела вся эта морока. — Как Вы собираетесь это сделать? —Я не знаю как это сделать. Это страшная вещь и я об этом даже не думаю. Просто я отдаю это дело во власть Бога. Бог, как говориться знает, когда убрать. Он уберет и сам. Я на себя руки накладывать не собираюсь. Это по крайней мере. Просто мне кажется, что я подготовился к этому делу внутренне. Потому, что уже раз —неуспех, два раза —неуспех, десять раз —неуспех. Сколько можно ждать. Лежишь по три месяца в больнице, по шесть месяцев. За последние два года я десять или одиннадцать месяцев пролежал только в одной больнице. Представляете? Это же очень трудно все время находиться в замкнутом пространстве в одной палате, и ходить из коридора в туалет, из туалета в коридор. Короче говоря, я внутренне готов к плохому концу. Потому, что не было такого момента, чтобы мне что-то помогло, что-то стимульнуло. Чтобы какой-то стимулятор, чтобы — раз и это хорошо, и это пошло! Чтобы я бы ощутил, что это хорошо, что можно с этим бороться. Я бы тогда все ресурсы на это направил и помог бы сам себе справиться с этой болезнью. Но такого я пока еще не ощущал. —Не было такого, что бы Вас порадовало? —В состоянии здоровья —нет. Какие у Вас отношения с сыном? — С сыном нормальные отношения. Он учится в институте спорта на четвертом курсе. Нормальный парень, но как все дети такой заносчивый, немножко гордый. —То есть —все хорошо у него? —Ну, я бы не сказал, что все хорошо. Наверное у него есть свои трудности по жизни... Вы показывали стяжку только с одной стороны? — Да, я помню. — Сейчас она с обеих сторон появилась? — Просто с этой стороны я ощущаю ее мало, но она с обеих сторон. Она вот здесь вот прощупывается. Как будто бы две стороны давят в одну точку к горлу, и горло здесь пережимается. Как Вы думаете, что там происходит? — Я думаю, что где-то что-то зажато или пережато, может какой-то нерв там воспалился, протока какого-то нету. Иногда так бывает — сверкнет что-то, как струя какая то свежая по нервной системе, от препаратов может быть, может срабатывает что-то. Чувствуешь — хорошо, пошло что-то. Как будто бы открываются каналы нервные между двумя лопатками. — Но это все как будто бы? — Ну, как, как будто бы. Если бы этого не было, я бы здесь не сидел. Я бы работал. Мне хочется жить, нормально трудиться, приносить обществу пользу. Громкие слова, конечно, но хочется просто работать, просто в той жизни быть в которой я был: нормально приходить домой, смотреть телевизор, нормально жить с женой, контролировать сына. А я вместо этого занимаюсь тем, что ищу в себе эту болезнь и как с ней справиться. —Как? —Стараюсь ее выломать как-то, зарядки разные делаю.—А эта стяжка — часть Вас? — Сейчас это наверное уже часть меня, потому, что я настолько к ней привык, настолько привык с ней бороться, ведь уже двадцать два года прошло. Мне кажется, что она просто уже неисчезаема, не уходит она из меня и все. —За это время Вы наверное изучили ее? — Изучил. Одно время здесь было лечение какое-то. Я месяца три здесь лежал, шло какое-то лечение под какими-то дозами препаратов, по каким-то схемам. У меня пошло тепло по спине, даже в ноги пошло по каким-то каналам. Мне стало так приятно. Я думал —ну вот, мы нашли эту схему. А потом это прекратилось. Она как будто шутит, играет, не дает возможности с ней справиться. Радикальные средства нужны. — Вы могли произвольно вызывать эту стяжку? — Нет. Когда я старался этого не получается. —Вы делали компьютерное обследование позвоночника? —Нет. Не делал. Я знаю, что это не от позвоночника все идет. Тут к позвоночнику никаких претензий вообще нет.
